«В военкомате я честно сказал, что я — фея, а меня на две недели отправили в Матросы». Мария Морра — о деньгах, жизни в Петербурге и показухе в петрозаводских ресторанах

О Морре писали много, в Daily в последний раз — в 2011-2012 годах. Называли интернет-персонажем и фриком, говорили о том, что он в принципе не признает деления на мужское и женское. Два года он отучился на факультете политических и социальных наук ПетрГУ, на просторах Рунета прославился роликом-пародией «Макияж» и другими. Писал талантливые, печальные, а иногда жесткие стихи и прозу, жил в Петрозаводске, Москве, Санкт-Петербурге. Где теперь Мария Морра, чем занимается, изменился ли он в чем-то, поменялись ли его взгляды?

Сейчас мне 28 лет, в начале лета перебрался из Москвы в Санкт-Петербург, удачно снял квартиру с кошкой, которая скрашивает ненастные вечера. Думаю, в Питере я надолго, потому что здесь у меня сложилась, если так можно выразиться, экологически чистая атмосфера отношений с людьми, не так сложно добираться до работы, да и финансовая сторона жизни гораздо лучше.

 

Заводить новые знакомства нелегко, и когда я приезжаю в «альма-матер», Петрозаводск, встречи с друзьями становятся незабываемым праздником. Когда это происходит часто, то превращается во что-то обыденное, потому я нахожу некое мазохистское удовольствие в оттягивании этих встреч. В Санкт-Петербурге я вижусь со знакомыми примерно раз в две недели, в основном из-за сменного и достаточно плотного графика работы: три через два по 14-15 часов. В общем времени скучать нет, а выходные становятся тем приятнее и слаще.

Было время, когда я накопил денег и какое-то время не работал, но потом пришел к выводу, что массив свободного времени начинает давить, теряются жизненные цели, затягивает игромания. Радость свободы — она ограничена, и безделье оборачивается против полноценной жизни.

Сейчас я работаю старшим официантом в китайском премиум-ресторане и не могу сказать, что это легкий труд. Почему-то люксовая посуда такая тяжелая, что можно руки накачать, а еще я должен быть и сервисником, и продавцом, и менеджером, и психологом. Моя работа многому учит: если раньше я, скажем, не слишком хорошо разбирался в вине, то теперь могу определить на вкус, из какого сорта винограда оно сделано. В премиум-ресторане нет той показухи, как в суши-заведениях Петрозаводска, когда узбеки работают под видом японцев. Повара тут все китайцы, так что плюсом является изучение китайского языка: уже знакомы многие необходимые для общения фразы и даже какие-то бытовые шутки.

В Москве я работал примерно в таком же заведении, и там у китайцев было правило постоянно задерживать зарплату, так что приходилось жить на чаевые. В Питере я вышел на старых знакомых, плюс в ресторане встретил уже знакомых китайцев, быстро подружился с коллективом. Я стараюсь относиться к работе как к удовольствию и сейчас могу определить ее так: бесплатная качалка, где вкусно кормят, и есть веселая тусовка. Я пытаюсь жить настоящим моментом, не впадать в депрессию, не переживать из-за мелочей.

Найди хобби и делай его профессионально — такое правило мне подходит. Еще Конфуций изрек: «Займись любимым делом, и ты не будешь работать ни одного дня в своей жизни». Если говорить про ресторан, то его посещают разные гости. Заходят представители экономической элиты, которые заказывают утку по-пекински за 4000 руб., и люди с обычным достатком, которые берут лапшу за 400 руб. В среднем обед на двоих за 1000-1500 руб. для Санкт-Петербурга это нормально, бюджетно. От большого чека выигрывает и ресторан, и официант. Средние чаевые со смены — 2000 руб., но у нас они общие, и это неплохо, ведь мотивирует работать коллектив как команду.

Случаются и бесплатные развлечения, которые разбавляют день. Как-то раз к нам зашел один крайне известный исполнитель российской эстрады, этот двухметровый болгарин, который, как известно, обожает похабные шутки и любит, когда над ними смеются. При виде утки по-пекински его огромные глаза округлились, и громогласно изрек так, что это едва ли не эхом слышалось в других залах: «Это что — ()?» Смеялись все, и Филипп Бедросович был доволен.

Кто-то может сказать, а чего это Морра до сих пор работает в ресторане? Я признаюсь честно, что отчасти это инфантильность и лень. А еще причина в том, что у меня появилась осязаемая, хотя и далекая цель: заработать на свое гнездо. Для меня очень важно иметь чувство защищенности, важна «скорлупа». Мое нынешнее жилье мне нравится, но это не те стены, где бы я мог устроить все под себя.

Пока цель не реализована, мне нравится к ней двигаться, хотя я не уверен в том, правильно ли поступил, встав на путь меркантильного совершенствования. Ведь как это бывает: сначала появляется желание иметь квартиру, потом машину, затем свой бизнес. И что в итоге? Стабильная, предсказуемая жизнь. Я дал себе отсрочку от творческих свершений, пока не достигну зоны материального комфорта, хотя понимаю, что нельзя давать себе отдых от рефлексии на мир, от определенных амбиций, которые помогают реализовать необычные планы. У меня есть идеи, но со временем растет внутренний ценз, поднимается планка к тому, что ты можешь сделать. А еще если в 23 года определенная тусовка была к месту, то сейчас все труднее искать единомышленников.

Чем больше в жизни человека негативного опыта, тем быстрее утолщаются стены его души. Я ощущаю, что не так тонко чувствую, реагирую на происходящее, как это было раньше. Я ошибочно женился и развелся, у меня умерла любимая собака: это надолго повергло меня в подавленное состояние. Да и работа по трое суток по четырнадцать часов тоже не благоприятствует творчеству. Сейчас я позволил себе быть посредственностью, хотя мне это не слишком нравится.

В данный момент у меня нет потребности красить волосы в синий цвет, надевать необычное платье, чтобы реализовать что-то внутреннее, потаенное. В свое время я поступал так не для того, чтобы эпатировать окружающих, я делал это для себя, а не для того, чтобы все упали. Я никогда не принадлежал к определенной субкультуре — это ограничивало бы мою свободу. Да мне и сейчас не хватает яркости, но я стараюсь сублимировать это во что-то социально приемлемое. Недавно ко мне из Петрозаводска приезжала моя лучшая подруга Маша, мы провели вместе два дня, ездили на велосипедах, фотографировали, и эти осенние красные листья вокруг вполне заменяли мне мои некогда красные волосы.

Собственно, твоя внешность не должна определять отношение общества к тебе. В Петрозаводске у меня не было проблем, случилась только одна стычка в Кондопоге, когда я был как раз не в какой-нибудь черной юбке, в камуфляже, то есть «как настоящий мужик». Для меня необычная внешность всегда была не протестом, а состоянием комфорта, и я считаю, что заслуживал лояльности. На вербальные оскорбления, смешки, косые взгляды я никогда не обращал внимания.

По сути, мне наплевать на общественное мнение, просто сейчас такая внешность идет вразрез с правилами работы. В ресторане я не могу представляться гостям как Морра, то есть тут я отчасти разрываю свою личность, но в повседневной жизни я остаюсь Моррой. Парадигма, модель, общепризнанный образец постоянно меняются, главное, чтобы в своей сути неизменным оставался ты сам. Хотя случаи, когда приходится прогибаться под этот мир, неизбежны.

Да, я до сих пор не расстался с Моррой. В этом есть некая толика эскапизма, то есть стремление уйти в мир иллюзий, фантазий. Эдакий safe-place, внутренняя защищенность, безопасность, где нет никаких социальных ролей. От Марии Морры стараюсь отойти, но лучше так, чем повторяться, когда обо мне пишут. Непонятная для многих цель спрятать имя — означает разорвать сильнейшую эмоциональную привязанность, которая печатью лежит на каждом человеке: «Нет звука приятнее, чем звук собственного имени». Мне не нравится эта простая патока для моего самолюбия.

Про Морюшу, так звали моего пса (звуковая параллель с Моррой очевидна), тяжеловато до сих пор рассказывать. Это была самая искренняя привязанность, которую можно испытать в жизни. Не базирующаяся (в эмоциональном отношении) на выгоде. Понятное дело, я кормлю — это выгодно, чтобы жить, но я говорю о лишении подтекста в этой любви.

Признаться, в восемнадцать лет я больше вписывался в мир, чем сейчас. В данный момент, как и многим другим, мне свойственна эмоциональная отстраненность, как и большинство людей, я перестал ощущать гармонию с окружающим миром. Скажем так, во внешней дисгармонии было больше гармонии, чем в ее отсутствии.

С моей «необычностью» связаны и какие-то судьбоносные случаи. У меня не было мыслей «откосить» от армии, и я честно явился в военкомат с волосами выцветающего синего цвета, где присутствовал градиент даже от фиолетового до зеленого, причем неравномерно. Помимо этого, на вопрос, к какой субкультуре я отношусь, я сказал, что я — фея. Я ответил честно, и со мной поступили тоже предельно просто: на две недели отправили в Матросы. В результате ненормальным признан я не был, но был сделан вывод, что я слишком особенный молодой человек для того, чтобы идти в армию и бездумно подчиняться приказам.

Моя убежденность в том, что у любви нет пола, что я готов признать красоту, как женщины, так и мужчины, нередко вызывала вопрос о моей сексуальной ориентации. Я стопроцентный натурал и никогда не обижался на то, что люди во мне ошибаются. Однажды моя мама, которая переживала по этому поводу, спросила меня: «Сынок, ты что, гей?» И я ответил: «Мама, гей — этот тот, кто занимается сексом с мужчинами. Я сексом с мужчинами не занимаюсь. Значит, я не гей». На этом вопрос был исчерпан. Хотя и к геям, и к лесбиянкам я отношусь совершенно спокойно.

Если вернуться к нашей действительности, то могу сказать, что я имею возможность ездить в Финляндию к своему кузену и вижу, в чем разница. В Европе государство существует для того, чтобы люди жили, у нас же люди выживают ради государства. Если даже в следующем году услуги ЖКХ поднимутся в два раза, люди будут продолжать терпеть и платить. «Любое общество, поступающееся каплей свободы ради капли стабильности, не заслуживает ни стабильности, ни свободы, и потеряет и то, и другое», — это слова Бенджамина Франклина. В Финляндии человек работает, потому что хочет сделать что-то для общества (если он не желает работать, то сможет нормально жить и на пособие), а у нас — чтобы выжить.

Да, у нас деньги делают человека сильным мира сего, но есть опасность потери духовности. Хотя если бы меня спросили, что мне нужно для того, чтобы реализовать свои планы и стать счастливым, я бы назвал конкретную сумму. Такой я сейчас внешне; что касается более глубокого, то, хотя у меня есть друзья, единомышленники, свою тонкую душевную организацию в полной мере невозможно показать никому.

Что касается правил жизни, то они достаточно банальны: относись к другим так, как бы ты хотел, чтобы они относились к тебе. Не задевай людей словами: конфликты уйдут, а слова останутся. В этом смысле я в свое время наломал немало дров и жалею об этом. Конечно, мне хотелось бы вернуться к творчеству. Но, как говорил Л.Н. Толстой: «Если уж писать, то только тогда, когда не можешь не писать». Иначе это будет просто бумагомарание. Последнее мое стихотворение — это стихотворение о моей собаке, и это то, что в самом деле написано от души.

 

Источник: gubdaily.ru