Правозащитники из «Солдатских матерей Санкт-Петербурга» открыли консультации для родителей российских военнослужащих, которые пересекли границу Украины в связи с военной операцией на Донбассе. Председатель организации Оксана Парамонова рассказала Znak.com о том, с какими проблемами к ним обращаются сейчас, и что грозит военнообязанным россиянам, если они откажутся исполнять приказ командира.
телеграм-канал «УНИАН — новости Украины»
— Сколько к вам за последние дни поступило обращений от родственников военнослужащих?
— Мы сейчас не фиксируем количество обращений, потому что иначе мы попадаем под уголовную статью. Запросы были разные: о здоровье, о принуждении к подписанию контракта, об опасениях насчет вторжения войск. Ежедневно приходит около десятка [обращений] с учетом того, что с октября мы были вынуждены прекратить системную работу с военнослужащими. Сегодня звучали вопросы о том, как понять, где сейчас человек.
— То есть для кого-то непонятно, где сейчас находится их сын?
— Мы говорим сейчас о ситуации, когда российские войска в том или ином объеме вошли на территорию Украины, а дальше нет связи. Непонятно, жив человек, не жив. До этого были обращения, связанные скорее с опасениями, а не с конкретными вопросами.
— Что рассказывают о принуждении к подписанию контрактов?
— Это в принципе практика, которую использует российское Министерство обороны. Сейчас она деформировалась, и процедура сузилась до точки. Ты где-нибудь черканул подпись — и все, ты уже контрактник. Когда люди скопились у границы, такие варианты были. Мать спрашивает: «Ты что-то подписывал?». Сын отвечает: «Да, что-то подписывал. Нас выстроили всех в ряд, и все пишут рапорт о переводе на контракт. Те, кто не хочет, тоже пишут рапорт». Рассказывали, что за нескольких человек рапорты написали другие люди. Законная процедура занимает несколько месяцев, имеет свои этапы, ограничения по здоровью и так далее. Документы отправляют в Москву, это все время.
— Чем грозит срочнику несогласие перейти на контракт?
— Сейчас, думаю, все просто за него напишут. Очень сложно предсказать, я еще мыслю, грубо говоря, вчерашними категориями. Их пугают госизменами, и в этом есть своя правда.
страница Оксаны Парамоновой в соцсети Facebook
— Разве законно переводить на контрактную службу по одной бумажке?
— Нет. Есть способы, как с этим бороться. Если человек подписал рапорт, он может написать рапорт об отзыве этого рапорта, семья может написать заявление, процедура приостанавливается. Для военнослужащего, конечно, выражать свое несогласие — сложный шаг, но, особенно если рапорты написала группа людей, это не создает угрозы их жизни и здоровью. У нас люди совместно действовать не готовы.
— Есть информация о том, что в военной операции на Украине участвуют срочники?
— К нам таких обращений не поступало, но об этом были журналистские материалы. Срочники уже несколько месяцев стоят у границ. Но контрактник — это, извините, вчерашний срочник, который написал рапорт, и туда (на территорию Украины, — Znak.com) отправился. Более того, это могут быть срочники последнего призыва, которые даже четырех месяцев не отслужили, позволяющих перейти на контракт. То есть они ушли в армию в октябре–декабре. Официально заявляют, что срочники в операции не участвуют, но разницы между срочником и контрактником в российской армии сейчас нет. Сегодня ты срочник, завтра контрактник, послезавтра тебя уволили, чтобы ничего, не дай бог, не выплачивать.
— То есть к вам поступают обращения о том, что срочники последнего призыва стоят на границе?
— Да.
— Какая в этих частях обстановка? Они боятся, что их перебросят на Украину?
— Сейчас, по-моему, все боятся. Вопрос в том, чего именно они боятся. Я сейчас говорила с отцом, а он спрашивает: «В чем смысл каких-то действий?». Отвечаю: «Смысл в том, чтобы сохранить жизнь вашему сыну, например». Извините, но я это не очень понимаю. Да, никто ничего не знает, но семьи, на мой взгляд, должны быть в первую очередь заинтересованы в том, чтобы это прекратилось. Мы сегодня их позвали, но никого нет.
— Почему никто не пришел, как думаете?
— Наверное, этот вопрос стоит задать людям. Я сама сегодня обзванивала тех, кто раньше к нам обращался, но это моя инициатива. Это очень больно. Общаясь с друзьями и родственниками из Украины, я не могу им объяснить, что с нами сейчас происходит. Мы готовы помогать родителям, но не можем делать что-то за них. На месте матерей я была бы уже там, у блокпостов.
— Сколько сейчас срочников на границе?
— Я не знаю. Министерство обороны, к слову, на сайте ни одного слова не пишет о том, что ведется некая военная операция. Нет никакого контакта, по которому мать может позвонить и узнать, где сейчас ее сын, что с ним. Это очень характерно для Минобороны последних лет. Жизни и здоровье призывников — не их забота.
— Что говорят про тех, кто не выходит на связь? Речь идет о контрактниках?
— Да. Очевидно, что, если они вошли [на территорию Украины], связи не будет. С некоторыми уже по неделе связи нет. В 2014 году такая же картина была. Сколько таких людей, неизвестно, но, даже если бы у меня была такая информация, я не могла бы вам рассказать. Теперь это военная тайна.
— Есть у тех, кто в армии, возможность не принимать участие в военной операции?
— Срочникам не надо ничего подписывать, писать рапорт, поддаваться давлению. Нужно призвать семью, пусть она в Минобороны тоже о своей позиции напишет. Шанс есть всегда. Да, есть понятие «приказ», но есть еще и понятие «преступный приказ». Можно отказаться выполнять приказ и потом понести ответственность. Нужно все взвешивать, это же моральный выбор. Устав наших вооруженных сил говорит о том, что нужно сначала выполнить приказ, а потом его оспаривать. То есть сначала выстрелить, а потом, если выживешь, в суд подать на командира, который это приказал.
Правовые инструменты никем не отработаны. Существует, например, практика отказа по убеждениям совести. Для нашего человека это немного как с Марса, но ситуация именно про убеждения совести. И срочники, и контрактники, и рядовые, и офицеры контрактной службы имеют по статьи Конституции (часть 3 статьи 59) право на отказ от военной службы и замену ее на гражданскую по убеждениям или вероисповеданию.
— Несмотря на Конституцию, это будет угрожать уголовной ответственностью?
— Да, скорее всего, будет. Знаете, у организации есть опыт работы в условиях Чеченской войны, когда реакция общества была совсем другой. Весь коридор был заполнен матерями. Они молились, плакали, потом получали в руки Библию и карту Чечни. Женщина это все брала и ехала. Куда она ехала, как она собиралась сына искать? Она не понимала. Главное, был у общества этот импульс. Не было острого ощущения стыда, понимания, что на всех нас лежит ответственность за военные действия. Сейчас люди в ступоре и не знают, что делать.
Источник: