Яромир Романов
Явное усиление репрессивного уклона нашего государства заставляет озаботиться: что, в случае нарастающей опасности, может остановить каток государственного насилия? В либеральных обществах таким барьером выступают суды. Можно ли положиться на российские суды? Или они так же безнадежны, как и советские? Своими мыслями в стенах Ельцин Центра поделился ректор Европейского университета Вадим Волков (Санкт-Петербург), выступивший в рамках проекта известного журналиста Валерия Выжутовича «Другой разговор».
«Российский судья в среднем выносит оправдательный приговор один раз в семь лет»
— Во-первых, в Советском Союзе, особенно до 60-х годов, советские суды не были профессиональными: не было требования, что судьи должны иметь юридическое образование. Это были «народные судьи», которые вершили «народный суд» по своему классовому усмотрению, в противоположность буржуазным судьям, профессиональным, но [с точки зрения советского человека] представляющим классовые интересы.
Во-вторых, суды были частью правоохранительной системы, это было закреплено и в Конституции, и в учебниках. Суд был лишь последней инстанцией в цепочке уголовного преследования «милиция — прокуратура — суд», и функцией этой инстанции было, проверив качество работы следствия и прокуратуры, ставить печать судебного решения. Поэтому народные заседатели неслучайно назывались «кивалами».
Поскольку собственность в Советском Союзе была государственно-социалистической и хозяйственные споры в госарбитраже между советскими предприятиями занимали несущественную долю дел, советская судебная система вращалась вокруг уголовного права, Уголовного кодекса, то есть была системой административно-уголовного принуждения.
Эту ситуацию, когда уголовная юстиция была ответом на все вопросы, унаследовала и постсоветская судебная система, и до сих пор от этой ситуации не ушла. Эта проблема очень ярко проявляет себя в том, что экономические споры чаще всего решаются уголовными преследованиями, давлением на предпринимателей, на бизнес: невозврат кредитов влечет уголовное дело за мошенничество.
«Любой оправдательный приговор — это скандал для следствия и прокуратуры»Znak.com
По каким признакам можно судить о том, что наша судебная система и наши судьи не являются независимыми? Эти критерии просты. Первым и главным признаком является то, что в публичных делах, когда уголовное дело и обвинение инициирует государство, суд больше, чем в 99% случаев, встает на позицию органов предварительного расследования и государственного обвинения. У нас порядка 90% дел — это дела публичные, и доля оправдательных приговоров ничтожно, исчезающе мала: на сегодняшний день — 0,13-0,14%. Российский судья в среднем выносит оправдательный приговор один раз в семь лет. По делам частного обвинения, когда инициатором выступает прежде всего гражданин, когда не затронуты интересы государства и [в процессе] не присутствует прокурор, процент оправдательных приговоров довольно высокий — более 20%, но доля таких дел очень мала.
В принципе, роль судьи заключается в том, чтобы по высоким стандартам оценивать убедительность доказательств, представленных следователем, обеспечивать судебную защиту обвиняемому, устранять ошибки (не того обвинили, не нашли достаточно доказательств причастности обвиняемого к преступлению и так далее), ограничивать произвол правоохранительных органов и следствия. Можно ли, исходя из этого, назвать независимым суд, который практически не спорит со следствием?
Обычно на такие аргументы Верховный суд говорит: примерно 25% дел заканчиваются деятельным раскаянием при примирении сторон и прекращении дела в суде, поэтому нельзя сказать, что у нас приговоры на 99% обвинительные. На это мы отвечаем: чтобы человек смог примириться в суде с пострадавшим и компенсировать ущерб, например за нанесение ущерба средней тяжести здоровью, а судья — прекратить дело, обвиняемый должен признать свою вину. И это всегда устраивает следствие и прокуратуру, поскольку такой исход не ставит вопрос о качестве их работы: вина признана, значит, поработали не зря.
Любой оправдательный приговор — это скандал для следствия и прокуратуры: ведь выходит, что работали напрасно, обвинили невинного человека; суд его оправдал, следовательно, оправданный может подать иск на компенсацию ущерба или жалобу на неправомерные действия. Оправдательный приговор — это всегда выговор следователю, санкции прокурору, который поддерживал обвинение. Отсюда рождаются паллиативные решения: назначить срок, равный предварительному заключению, с освобождением в зале суда. Но при этом обвиняемый получает судимость, хотя все понимают, что он невиновен, а судья просто не может принять другое решение.
Мифология настаивает на том, что 0,15% оправдательных приговоров — это признак высочайшего качества работы следственных органов.
В действительности это говорит о том, что судья не может поставить под угрозу карьерный интерес сотрудников двух смежных ведомств. А это и есть наследие смычки судов с правоохранительными органами, которая досталась нам от советского периода, наследие той профессиональной культуры, которая считает: следователь зря не работает, если есть уголовное дело, значит, человек виновен. Независимый судья не обращает внимания на межведомственные отношения, а невозможность пойти против следствия и прокуратуры отражает отсутствие внутренней независимости судей и независимости автономии всей судебной системы.
«Судебная работа родственна канцелярской, судьи очень мало значат в этом «конвейере»
— В гражданском производстве нет серьезных уголовных санкций вплоть до лишения свободы, и оно предполагает высокую степень автономии судебной власти. Но и там удовлетворяется порядка 96% исков. То есть те, кто защищаются, могут отстоять свои позиции только в 4% случаев. Это редкий по мировым стандартам показатель правосудия, в большинстве стран вероятность победы истца не такая высокая и доля неудовлетворенных исков выше.
Порядка 30% нагрузки по гражданским искам генерирует государство, чиновники, которые не сами решают вопросы по налоговым недоимкам, отчислениям в Пенсионный фонд, обязательным платежам, а отправляют их в суд. Около 20% исков генерирует ЖКХ, иски по неплатежам за коммунальные услуги, как и иски государства, как правило, удовлетворяются автоматически. Еще 30% — это иски по договорам займа, кредитным договорам, также бесспорные. Другими словами, в нашем гражданском процессе очень большая доля исков, фактически не содержащих судебных споров. То есть наш суд — это машина, которая просто штампует своим авторитетом те решения, которые уже содержатся в исковых требованиях.
«Профессия судьи все больше напоминает профессию клерка»Znak.com
Мы часто слышим: это следствие роста правовой культуры, следствие того, что судебная система пользуется большим доверием. Это верно только отчасти, в отношении тех исков, когда граждане самостоятельно решают, что будут разрешать свой спор в суде, а не у какого-нибудь «решальщика». Но огромное количество исков — обязательны, вы просто обязаны идти в суд, а суд обязан рассмотреть иски. Поэтому подавляющее большинство исков — напомню, 96% — удовлетворяется. То есть, по большому счету, судебная система могла бы их вообще не рассматривать, если бы существовали альтернативные процедуры и механизмы.
Эти однотипные дела превращают работу судьи в конвейер, когда главное правильно собрать все документы, оформить, отписать решения. Никакого реального спора нет, а времени уходит очень много. В среднем мировой судья рассматривает около 140 дел в месяц — уголовных, гражданских, административных. И для настоящего правосудия, для действительно важных и глубоких дел просто не остается ни времени, ни энергии. Профессия судьи все больше напоминает профессию клерка, потому что требуется не юридическая грамотность, не внутренняя свобода, не умение писать убедительные решения, а внимательность, тщательность, дисциплина, соблюдение сроков. Судебная работа родственна канцелярской, и судьи очень мало значат в этом «конвейере».
(Кстати, в 2012-13 году мы впервые провели объемный опрос судейского корпуса, проанализировали 1800 стандартных анкет и установили, что 65% судей — женщины, в основном пришедшие из аппарата суда, а также судьи, имеющие заочное образование, а это тоже, как правило, женщины. И они больше ценят дисциплину, исполнительность и в меньшей степени независимость. Среди судей, которые вышли из прокуратуры, больше мужчин и меньше заочников, и они больше ориентированы на независимость и справедливость. Но таких меньшинство).
И еще одно негативное последствие. С 2000 года количество исков, которые рассматривает судебная система по гражданским делам, почти утроилось. Этот бесконечный поток дел, огромная нагрузка порождают внушительную армию судей. Что очень накладно для государственных финансов, государственных институтов. Притом что часто предметом исков являются маленькие платежи — по 3-5-10 тысяч, а час работы судьи стоит 3,5 тысячи. Вопрос о недоимке в 4 тысячи рублей судья решает за несколько заседаний, и судебная система работает в убыток.
«Зиночка» никогда не примет решения, которое бы не понравилось председателю суда
— Итак, наша судебная система не является автономной, а судьи — независимыми, и фактически они незначимы. Как так получилось? Разберемся с причинами и механизмами.
В судебной системе важнейший вопрос — качество кадров. Потому что, в отличие от законодательной или исполнительной власти, которые осуществляются органами власти, организациями, судебная власть осуществляется личностью, конкретным судьей в момент принятия и вынесения судебного решения. Судебная власть всегда персонифицирована: нет какого-то абстрактного суда, а есть конкретный судья, который является носителем судебной власти и реализует эту власть в личном качестве.
Статья 120 Конституции гласит: судьи независимы. По Конституции судьи должны брать на себя ответственность. Но если они как личности воспитываются, социализируются специфическим образом, то можно даже не ограничивать их свободу и независимость: они и сами не хотят пользоваться независимостью. Независимость востребована далеко не каждым. Очень многие готовы работать в иерархической организации, под начальством, и не готовы принимать самостоятельные решения, нести ответственность, то есть соответствовать всему комплексу ценностей, норм, которые связаны со свободой. Поэтому, кстати говоря, у нас предприниматели составляют только 4-5% населения. Это — во-первых.
«Статья 120 Конституции гласит: судьи независимы. По Конституции судьи должны брать на себя ответственность»Znak.com
Во-вторых, кто в основном подает документы [в экзаменационную комиссию при коллегии судей], чтобы стать судьей? Подавляющее большинство — это кандидаты, которые отработали в аппарате суда, как правило, начиная с должности секретаря судебного заседания. Именно перспектива пересесть в судейское кресло заставляет работать в этой должности 3-5 лет, получая 15-20 тысяч рублей в месяц. Как недавно раскрыл Верховный суд, прямо из секретарей сразу в судейское кресло перескакивают только 4%. Но и это ужасно. Ни в одной стране мира профессия судебного клерка и профессия судьи не смешиваются. Если ты пошел работать в суд клерком, то никогда не станешь судьей: ты просто выбрал другую жизнь, другой путь. У нас в России пути клерка и судьи состыкованы, это феномен постсоветского времени, и особенно 2010-х годов.
Почему? С 2011 года был введен принцип несменяемости судей, их пожизненного назначения. Вообще принцип несменяемости судей и пожизненного назначения, когда судью невозможно снять, уволить, — это основа независимости всей судебной системы (наряду с зарплатой, не зависящей от исполнительных органов, с тем, что все профессиональные вопросы решаются сообществом судей, а не внешними органами, наряду с автоматизированным распределением дел). Но в наших условиях несменяемость судей предполагает, что если вы хотите управлять судебной системой, то должны четко понимать, какие кадры туда попадают, чтобы они были проверенными, предсказуемыми, без сюрпризов.
Судебная система нейтрализовала принцип пожизненного назначения тем, что открыла дорогу в судьи для судебных клерков. Если «Зиночка» (так выражаются сами судьи) пять лет работала секретарем, потом четыре года — помощником судьи, то председатель суда знает и все судьи знают, что она дисциплинированная, исполнительная, прекрасно понимает, как работает судебная система, и никогда не примет решения, которое бы не понравилось председателю суда. В общем, «Зиночка» готова идти в судьи. Председатель суда ее рекомендует, председатель областного суда тоже в курсе, «Зиночка» сдает экзамен и получает положительное решение коллегии судей. Вот как это работает: не отбор, а система.
Поэтому сейчас 28-30% судей — это те, кто вышел из аппарата суда: бывшие секретари судебного заседания, помощники судей. В середине 90-х таких было 14%, вдвое меньше, гораздо чаще судьи набирались из прокуратуры. Теперь прокурорский трек сужается, адвокатский трек сужается, трек корпоративного сектора вообще ничтожен, так как из корпоративного сектора в судьи очень сложно попасть. Но расширился сектор секретарей и помощников, выходцев из аппарата суда.
«Председатель суда может обеспечить любое судебное решение»
— Председатель суда номинально — это «первый среди равных», формально у него нет какой-то особой власти, у него хозяйственные полномочия — по распределению дел, подписыванию отпусков и так далее. Это менеджер по общей организации работы суда, не более. Председатель назначается сроком на пять лет, не более чем на два срока в одном и том же суде. Так говорит закон о статусе судей.
Но на деле, во-первых, согласие председателя суда играет решающую роль при назначении судьи в данный суд. Во-вторых, судья распределяет дела, а они бывают сложные и простые. Значит, председатель суда может легко обеспечить судье срыв нормативного срока рассмотрения дел. В то же время, зная личные характеристики судьи, кому какие дела расписывать, председатель может предсказать будущее решение. Наконец, председатель распределяет премии судьям.
Znak.com
У председателей не было бы никаких рычагов воздействия, никаких возможностей административного давления на судей, если бы председатели ротировались: побыл председателем четыре года — потом снова перешел в рядовые судьи. Но у нас председательский корпус работает по принципу «однажды председатель — навсегда председатель»: отработав председателем в одном суде, дальше ты идешь председателем в другой. Слететь с позиции председателя суда и уйти в рядовые судьи могут только неудачники и злостные нарушители корпоративной культуры. Как правило, если ты попадаешь в корпус председателей, то остаешься там навсегда и оттуда уходишь на пенсию.
Таким образом, институт председателя суда превратился в обособленный от рядовых судей аппарат, касту, инструмент, который обеспечивает целостность управления судебной системой, судебными решениями. Вам не нужно звонить конкретному судье, не нужно оказывать давление на отдельных судей — достаточно коммуникаций с председателем суда: ни один судья не станет принимать решение, не посоветовавшись с председателем, и «хороший» председатель всегда может обеспечить любое решение.
Это тоже говорит о преемственности советской и постсоветской судебной системы. В Советском Союзе народные судьи избирались гражданами на так называемых выборах. Но все кандидаты были членами партии и, чтобы выдвинуться на выборы, получали обязательную партийную рекомендацию. В связи с перестройкой требование партийности судей было отменено, суды перешли к системе, когда судей, по предварительному отбору судейского сообщества, назначает президент Российской Федерации. Но на деле был создан мощный институт председателей судов, который контролирует кадровый отбор.
«Какой-то компромат на кандидата в судьи можно найти всегда»
— Председатели судов — не единственный институт и способ кадрового отбора. Президент назначает судей не только в России, но и в подавляющем большинстве стран. Но там он просто подписывает [соответствующие указы], полагая, что судейское сообщество само проверило и выбрало наиболее качественные кадры.
У нас же существует кадровая комиссия при президенте Российской Федерации, или, как она полностью называется, комиссия по предварительному рассмотрению кандидатур на должность федерального судьи при президенте Российской Федерации (мировые судьи, как правило, утверждаются Законодательным собранием региона, федеральные судьи, то есть с районного уровня и выше, сначала рекомендуются представителем президента в коллегии судей и кадровой комиссией при президенте и назначаются непосредственно главой государства).
Деятельность комиссии, которая состоит из 20-25 человек, обосновывается тем, что если не проверять кандидатуры судей, их декларации, не проверять их имущество, не вести прослушки и не брать показания, то на судейский корпус попрет коррупция; что необходимо, чтобы судейский корпус был укомплектован из очень честных и принципиальных людей, которые не подвержены коррупции и не имеют никаких коррупционных связей, с помощью которых ими можно управлять.
Любой судья, особенно председатель суда, — под пристальным вниманием правоохранительных органовZnak.com
Но дело в том, что в кадровую комиссию при президенте, которая не прописана ни в одном законе, в чине генералов входят заместители руководителей силовых структур: замы председателя ФСБ, министра внутренних дел, федерального прокурора и так далее, также туда входят сотрудники кадрового управления администрации президента, Верховного суда и один представитель общественности. Эта кадровая комиссия рассматривает оперативные материалы на судей, декларации о доходах, любую другую информацию. И принимает решение рекомендовать или не рекомендовать кандидатуры президенту. И здесь мы видим главный механизм влияния правоохранительных органов на назначение судей, вообще на судебную систему — через эту кадровую комиссию.
Особенно внимательно кадровая комиссия относится к назначению председателей судов. Каждый кандидат тщательно прорабатывается, с ним будут беседовать оперативники, на него соберут все оперативные справки. И будущий или переназначаемый председатель прекрасно понимает, что если он будет конфликтовать с правоохранительными органами, если не будет выносить или рекомендовать те решения, которые рекомендуют правоохранительные органы, то при следующем назначении кадровая комиссия найдет причины, чтобы не пустить его на председательскую должность.
Причины для отказа не регламентированы законом, основания могут быть любыми: например, выяснилось, что кандидат когда-то уклонялся от армии. По закону это не является основанием для отказа, но реально может таким основанием послужить. Или какие-то административные штрафы.
Часто мировой или федеральный судья — это женщина, допустим 30 лет, каждый день она рассматривает огромное количество дел, личная жизнь у нее очень ограничена, она не может пойти куда-то повеселиться. И как ей заводить семью? Понятно, что ее знакомые — это адвокаты, следователи, прокуроры, поэтому многие браки «профессиональны». Но если у судьи муж из правоохранительных органов или тем более адвокат, это будет расценено как конфликт интересов и послужит основанием для отказа в назначении. Как говорят сами судьи, «судья должен быть круглым сиротой».
То есть какой-то компромат можно найти всегда. Следовательно, тонкое воздействие кадровой комиссии, которая тоже корнями уходит к исполнительной власти, на назначение судей образует важнейший повседневный механизм управления судебной системой. Поэтому судей опять же легче всего брать из аппарата суда: они проверены, понятны и легче проходят все эти фильтры.
«Без радикального изменения баланса политических сил судебная власть не становится независимой»
— Судебная власть не была отделена от политической исторически и изначально: судил князь, верховный носитель политической власти, тот, кто распоряжался организованным насилием и, следовательно, приводил в исполнение судебные решения.
Никогда не было, чтобы судебная власть сама была ограничителем государства или политической власти. Для этого должен был радикально измениться баланс политических сил. И он менялся, например в Англии — в связи со Славной революцией (1688 года, приведшей к переходу от абсолютной к ограниченной, конституционной монархии — прим. ред.), которая определенным набором правил и институтов обеспечила и гарантировала независимость судебной власти. Отныне ее функция состояла не только в разрешении конфликтов и споров, но и в ограничении произвола государства, исполнительной власти, тех, кто имел средства принуждения насилием и всегда готов был ими пользоваться.
Если бы наша судебная власть, судебная система была независимой, она тоже прежде всего ограничивала бы произвол государства и ставила пределы исполнительной власти, правоохранительным органам, обеспечивала бы равенство всех граждан перед законом, вне зависимости от занимаемых ими должностей или званий.
Znak.com
Но в толковании Конституции судьями Конституционного суда говорится: не надо понимать принцип разделения властей буквально; у нас власти разделены организационно, но существуют в единстве, и президент присутствует в каждой из ветвей власти, объединяя их. Так черным по белому и написано. Это означает, что судебная система вроде как отделена, но сориентирована на государственные интересы, имеет границы самостоятельности, и это нормально. Это доктринальное ограничение предполагает, что даже если независимость судей и судебной системы в целом понимается как автономия судебной власти, то это не более чем организационное обособление.
Такое толкование отражает баланс политических сил. И если не происходит событий, которые радикально меняют баланс сил, судебная власть не становится независимой, а остается продолжением исполнительной власти и просто легитимирует решения исполнительной власти, никогда с ней не конфликтуя.
Поэтому вопрос наличия самостоятельной судебной власти — это вопрос историко-политический. Написать программу реформ с целью сделать судей независимыми, а судебную власть — самостоятельной и сильной, — это ничего не даст. Пока не поменяется соотношение политических сил, никакие программы работать не будут. Независимая судебная система, скорее, закрепляет сложившийся баланс сил, а не меняет его, она — результат, а не причина социально-политических изменений. Это, пожалуй, самое важное, что нужно понимать.
В подготовке материала принимал участие Юрий Гребенщиков.
Источник: